– А, тысяцкий прислал, – вспомнил Егор. – Ну, давай его сюда… Заходи, заходи, Рыков. Значит – Славенский конец – твой участок? Ну, типа ты за ним присматриваешь, всяким шпыням дерзить не даешь?

– Язм, государе, – спокойно поклонился седобородый. – Чего изволите знать?

– О том, кто народец подзуживал, расскажи, – князь поднял глаза. – Не о Степанке, увы, ныне покойном, нет. Другой меня интересует – белолицый, сутулый, с прыщами, что возле Степанки того отирался, да «исчо-зачэм» говорил. Знаешь такого?

Рыков склонил голову:

– Немножко знаю. Ондрей – тако его называли.

– Ну-ну-ну-ну!

– Только мыслю – вовсе не так его имя, а как – то покуда не ведаю. Поздно спохватился – исчез сей шпынь из глаз.

– Как это исчез? – Вожников вскинулся было, но тут же махнул рукой. – Ты продолжай, продолжай, Рыков.

– Бабу его, у которой сей тать жил, мы взяли, Ириху, вдовицу с Нутной. Пытали – да не вызнали. Христом-Богом клянется, будто не ведает, куда Ондрей тот исчез.

– Пытали, говоришь? – Егор поморщился.

– Так, слегка, – пожал плечами Рыков. – Прутом постегали маленько – но напугали, да. И все одно – не ведает.

Князь покусал губу, глядя, как тянутся за окном длинные вечерние тени:

– Ты-то сам как полагаешь – правду вдова говорит или врет?

– Мыслю, не врет, – убежденно отозвался служилый. – Не особо-то перед ней Ондрей открывался, даже имени настоящего не сказал. Да и жил у нее недавно, с апреля-грязевца. Одноглазый Карп, с корчмы, что поблизости, на Витковом, ей того жильца присоветовал. Вдовица-то – стригольница, а у Карпа стригольники собираются иногда.

– Так-та-ак! – Егор даже подскочил в кресле. – Значит, говоришь, Одноглазый Карп! Так взять его, да спросить хорошенько! Что тянешь-то? Или… он тебе того… кое-что докладывает?

– Докладывает, – честно признался Рыков. – Правда, подозреваю, не все. Но о стригольниках я с его слов много чего ведаю. Да и окромя Карпа, у меня при корчме еще один человечек есть, правда, пианица, да толков. Седня как раз явился с утра, за серебришком.

– Ну-ну? – князь потер руки. – И о чем доложил?

– Да, как обычно. Кто приезжал, кто приходил… Ондрей тоже один раз появлялся, как раз тогда, когда некие гости пожаловали.

– Что за гости?

Егор еле сдерживался, обстоятельная манера дьяка вести беседу уже начинала его раздражать, хотелось узнать все быстрее, тотчас же.

– Обычные гости, – скупо пояснил служилый. – Купец да слуги, какие в любую корчму заглядывают по пять раз на дню. Я и этих-то запомнил, потому как Ондрей, на подозрении давно бывший, с ними встречался. Купец – высок, волосы – словно лен, белесые, слова цедит надменно, да и вообще, чем-то похож на благородного мужа. Зовут Тимофей, слуга его, из наших, местных шпыней, красномордый Епифанко.

– А перстень? Человек твой не заметил ли, были ли у сего купца перстень? Золотой, с синим камнем.

– Про перстень человек мой ничего не говорил, да и купца-то видел мельком… А разговор подслушал!

– Вот это славно! – Вожников радостно хлопнул в ладоши. – И о чем же был разговор?

– Да ни о чем, – тут же разочаровал его дьяк. – Все больше шептались, пианица мой только и расслышал, что про круторогих коров говорили да про быков. Видать – скотом торгуют. Да, еще поминали какую-то святую.

– Коровы, быки… Ребус, однако! – хохотнул князь. – Ничего, разгадаем, и шильника Ондрея возьмем. Одноглазый Карп там при всех делах, ты так не думаешь?

– Не думаю – знаю.

– Так пришла уж пора сего Карпа и взять! Стригольники покуда – пустое, а вот другими его знакомцами – займемся! Тотчас же пошлю воинов – нечего больше ждать. Уж поговорим с Одноглазым, послушаем, что расскажет… Федор! Федя! Где ты там? Распорядись, чтоб седлали коней… Нет, сам не поеду – больно уж велика честь. Чай, воины-то и без меня справятся, да и Рыков с ними будет.

Глава 6

Святая, корова и бык

Лето 1418 г. Господин Великий Новгород – Ладога

Воины вернулись со Славенского конца еще затемно. Отправленный с ними же пристав Михаил Рыков лично и доложил, хмуро теребя бороду, о том, что в корчме на Витковом переулке, увы, никого из живых не оказалось, лишь один мертвец – сам хозяин, Одноглазый Карп, тело которого обнаружили невдалеке от выгребной ямы.

– Зарезали? – нетерпеливо переспросил князь.

Рыков покачал головой:

– Нет, взяли стрелою из самострела. Невдалеке липы растут – вот с них. Стрелок опытный.

– Тот же, что и в детинце?

– Где? Ах да… может, и он.

– А питухи, слуги? – вскинул глаза Вожников. – Они-то что говорят?

– То и говорят, что никого такого во дворе не видели. Ни с луком, ни с самострелом никто и рядом не ошивался.

– Профессионал… – Егор неприязненно посмотрел на дьяка, словно бы тот был непосредственно виноват в провале.

В провале, в провале, чего уж – кто-то рубил концы и весьма быстро, на пару – а то и больше – шагов опережая дознание. Федот со Щитной, Степанко, теперь вот – сам Одноглазый Карп, явно причастный ко всем этим убийствам, теперь уж это было ясно. Слишком многое злосчастный кабатчик знал. Иначе зачем его убирать, тем более – так поспешно?

Три трупа. И еще – загадочно пропавший Илмар Чухонец, доверенный человек боярина Данилы Божина, он же, скорее всего – четвертый труп, пока еще не найденный.

Теперь вряд ли кто из «шильников» сунется в корчму на Витковом. Жаль! Где их нынче искать-то? Ясно, что интересные дела в корчме происходили, жаль, агенту Рыкова не удалось толком подслушать тот разговор – про каких-то быков, коров, святую… Одноглазого, несомненно, убил кто-то из тех его собеседников – скорее всего, Ондрей, или тот загадочный белокурый купец… воин. Тот самый, что много уже навредил и в Кашинском уделе? Что распространял чуму? Очень может быть, может… но тогда… тогда дела-то становятся совсем кислыми! Тогда, как говорили в древнем советском фильме «Путевка в жизнь» – жигана искать надо. А кто у нас такой жиган? Права Ленка – претендентов много. И тот же Витовт, и обиженный князь московский Василий, и Тохтамышевы сыновья… Эх, знать бы наверняка, тогда б можно было составить эффективную программу ответных – и в чем-то превентивных – действий, не бороться же сразу против всех… а так, наверное, поступить и придется, коли следствие ничего не даст.

– Трупы неопознанные по вымолам поглядите, – тихо промолвил князь. – Может, и всплывет где-нибудь рыжий чухонец. В буквальном смысле слова – всплывет.

На окраине Плотницкого конца, у самых городских стен, почти напротив глухой «шестистенной» башни, притулилась небольшая усадьба, окруженная серым покосившимся забором и остатками когда-то идущего мимо стен рва. Старый – с зеленовато-коричневой вонючей водою – колодец, покосившийся амбар, сарай с банькою, приземистая, словно бы вросшая в землю, изба с подслеповатыми волоковыми окнами и давно требующим починки крыльцом. Южной своей стороною усадебка примыкала к сильно разросшемуся – почти на полквартала – саду, больше напоминавшему густой и непроходимый лес: кроме орешника, смородины, малины и порядком одичавших яблонь, здесь густо росли осины, ивы и вербы, кое-где перемежающимся зарослями чертополоха и репейника.

Князь с княгинею давно уже собирались устроить здесь самый настоящий сад – место для приятных прогулок, но пока все как-то не доходили руки, да и деньги больше требовались для другого – прокладка общегородской канализации, ремонт стен и башен, чистка того же Федоровского ручья средств требовали немалых. Вот и шумел пока вместо сада лес – истинная чаща – прибежище всякого рода татей, шпыней и прочего криминального люда.

Впрочем, обитателей усадебки, похоже, подобное соседство ничуть не волновало, более того – вполне устаивало, если судить по выходящему прямо в сад-лес лазу. В этот-то лаз и свернул, пройдя по тайным тропкам, высокий мужчина с красивым надменным лицом и белой, словно выцветший на солнце лен, шевелюрой. В потертой однорядке добротного фламандского сукна, в кожаной шапке, отороченной желтой шелковой лентою, в сапогах, сей молодец, вероятно, представлял бы собой неплохую добычу для обитающей в саду швали, если бы не внушительных размеров кинжал за поясом, а пуще того – не страх, который белокурый господин, несомненно, внушал всем местным «шильникам».