– А вот и ратуша! – показал рукой Гус. – Приехали. Как раз сейчас должен проходить городской совет.

– И-и-и раз… и-и два… Оп! – донеслось с верхнего этажа здания, и тотчас же из распахнутого настежь окна вылетел человек в черной мантии ратмана. Хорошо еще, не из башни выкинули – уж точно бы никаких шансов выжить. Впрочем, и так…

…вылетел, с криком упал на мостовую, да там и затих, скукожившись в нелепой позе.

– Гляньте, что с ним, – спешиваясь, отрывисто бросил профессор. – Остальные – за мной. Живо!

Вслед за магистром Вожников взбежал по каменной лестнице на верхний этаж, оказавшись в большой и светлой зале, украшенной затейливой лепниной и росписью на темы жития святого Галла. Разворачивающееся в зале действо тут же привлекло внимание и профессора, и князя, особенно когда какой-то ухарь в темной ратманской мантии нацелил арбалет на угрюмого здоровяка со скамейкой в ручищах. На здоровяке, кстати, была точно такая же мантия.

– Я-а-а! – возопил арбалетчик. – Я прикончу эту немецкую свинью, клянусь честью!

– Ты всегда был бездельником, Йозеф! – спокойно возразил амбал. – Бездельником и говоруном. Вот и сейчас – вряд ли сможешь попасть!

– А вот посмотрим!

– Давай, давай, попробуй.

– Как интересно проходят заседания городского совета у вас в Праге, – оперевшись о стену, смачно зевнул Егор. – Вот это я понимаю: настоящая борьба фракций. Куда там нашей Госдуме… даже украинская – отдыхает. Как думаете, любезнейший пан Гус, он его пристрелит? Или тот Навуходоносор отразит стрелу скамейкой? А вполне может – силушки, я полагаю, хватит. Да! А вон еще тот благородный рыцарь с золоченой секирой на плаще… он ведь не зря свой меч крутит?

– А ну прекратить, мать вашу!!! – подойдя к трибуне, Гус с силой хватанул по ней кулаком, да так, что сие сооружение едва не развалилось на части. – Вы что тут себе позволяете, так вас разэтак через раскоряк?! Волю почуяли, чурбаки навозные? Гниды пучеглазые, тараканы, разрази твою вас гром!

Все оцепенели, а Вожников завистливо свистнул: он всегда знал, что по-настоящему интеллигентный человек всегда умеет так витиевато ругаться, как и не снилось какому-нибудь простодушному деревенскому зэпээровцу Ваньке, употребляющему матерные слова просто для связки в речи, в силу слишком же поверхностного знакомства со словами обычными, общепринятыми.

Да, было чему завидовать! В громовой речи, которую разъяренный профессор обрушил сейчас на членов городского совета и вообще всех присутствующих, приличными были лишь только предлоги, да и то не все, а слова «подлая сволочь», «хитроковарный гад» и «гнусные тварюги» можно было посчитать уменьшительно-ласкательными деминативами.

– О… профессор… – опомнился рыцарь Золотой Секиры. – Вы здесь…

– А где же мне еще быть, орясина вы этакая?! – скрипнул зубами Гус. – Хорошо, сам король сюда не заглянул – вот было бы позорище, – а меня, я вижу, вы не очень стесняетесь. Так продолжайте же, что вы застыли как вкопанные? Вы, вы, пан Владислав из Пржемберка… вы вообще что здесь делаете, в ратуше? Может быть, вы разбираетесь в градостроении или в управлении городским сообществом?

– Господин професс…

– Молчать!!! – Гус снова ударил по трибуне… словно бы по головам всех присутствующих.

На взгляд Вожникова – занятное было зрелище. А вообще, магистр прав – этих остолопов следовало проучить.

– Я вообще подозреваю, любезнейший пан Владислав, что вы вообще не знаете грамоты, – ехидно ухмыльнулся магистр. – Ведь так?

– Так, господин профессор, – тряхнув своей львиной гривою, пан Пржемберк смиренно опустил очи долу.

Но тут же с гордостью вскинул голову:

– Я воин, а не ученый, и не монах.

– Тогда ваше место на поле брани! Пан Жижка уже собирает ополчение на горе Табор – а вы чего ждете, пан Владислав?

– Я… – рыцарь неожиданно покраснел. – Я немедленно отправлюсь туда, господин профессор, со всей моей верной дружиною.

– Так отправляйтесь, – Гус устало махнул рукой. – А здесь мы уж как-нибудь без вас разберемся. Ага… герр Майер! Что это вы делаете с мебелью? Вы ж вроде мелиоратор…

– Да, герр Гус, так, – немец конфузливо опустил скамью.

– А вы, пан Йозеф? – профессор едва только глянул на арбалетчика, как тот затрясся, словно осиновый лист на холодном осеннем ветру. – Вы что, охотиться здесь собрались? Уж не на ваших ли коллег, а? Хорошенькое дело, а, князь? – магистр обернулся на Егора. – Ну, полный беспредел. Совсем тут без меня охренели!

Члены городского совета и мятежники, враз присмирев, поглядывали на профессора, словно нашкодившие школьники. Пана Яна Гуса в Чехии сильно уважали! Пожалуй, даже больше, чем короля. Да ведь и было за что! Чешскую письменность кто, по сути, создал? Гус! За отмену многих крестьянских повинностей кто выступал? Опять же – Гус. Против мздоимства, за новую церковь, за… Наконец, именно Гус сказал, что «чехи всегда должны быть наверху и никогда внизу», и он же – «для меня дельный немец лучше бездельника чеха»!

Все же таки хорошо, что такого человека удалось спасти от костра! Быть может, и с Сигизмундом все нынче обойдется малой кровью… и мир не увидит ни кровавых крестовых походов в Богемию, ни страшных гуситских войн.

Помоги, Господи!

Дай-то Бог!

Глава 11

Табориты

– Рыцари!!!

Едущий впереди обоза молодой парень – Янек – обернулся и, взяв на дыбы коня, поскакал назад, крича и размахивая руками:

– Рыцари! Там, за рощей – я видел их стяги!

– Их тут не должно было быть, – сурово сдвинул брови воевода – знаменитый Ян Жижка.

Вечно насупленный, одноглазый, с темным жестоким лицом и скверным нравом, он вызывал мало симпатий у Вожникова, как и у кого бы то ни было еще, однако полководцем – тут уж никуда не денешься – был знатным: талантливым и умным, строгим и справедливым, когда надо – осторожным, а ежели того требовала ситуация – храбрым до безрассудности. До тщательно рассчитанной и выверенной безрассудности… впрочем, сейчас, похоже, дела складывались по-другому.

Нахлобучив на голову поданный верным оруженосцем шлем, Жижка искоса посмотрел на князя – навязанного ему, кстати, Гусом – и развернул коня, обращаясь к своим воинам, к их женам и детям. Все они как раз возвращались от Кутной Горы, где наголову разбили посланное императором Сигизмундом крестоносное воинство, в небольшой городок Фавор (чехи произносили – Табор), расположенный на одноименной горе, и ставший родным домом для большинства наиболее радикальных последователей профессора, коих Егор про себя именовал «пламенными революционерами», все же остальные – по названию горы и городка – табориты.

Умеренное крыло движения прозвали «чашниками», ибо частью их программы было уравнение мирян в правах со священниками, принятие ими таинства причащения – евхаристии не только хлебом, но и вином, из чаши – как до того полагалось только служителям церкви. Сие требование как раз и составляло ту основу выступлений Гуса против католической церкви, в которой мятежный магистр уже достиг ошеломляющих успехов, напугавших Сигизмунда и папу Иоанна настолько, что те призвали рыцарство всей Европы в крестовый поход против богемских и моравских еретиков.

На сей призыв с охотой откликнулись рыцари Южной Германии, кроме полагающегося отпущения грехов еще и надеявшиеся поправить свое материальное положение тривиальным грабежом богатых чешских земель. Были и бургундские рыцари, и французы, и англичане – этих, впрочем, мало: военные действия между Францией и Англией, прозванные в девятнадцатом веке «столетней войной», снова возобновились, и многочисленным феодальным шайкам было чем заняться и у себя дома. Хотя некоторые все же встали под знамена императора – Чехия все же казалась им более богатой добычей, чем разграбленные области Франции.

Посланное Сигизмундом воинство попыталось пробиться к Кутной Горе, где укрывались сторонники императора и католической церкви, но было разгромлено объединенными отрядами гуситов под предводительством все того же славного Яна Жижки, ныне возвращавшегося на гору Табор во главе большого и богатого обоза – явившиеся пограбить рыцари сами оказались в незавидной роли ограбленных, всякого добра гуситам досталось немало, особенно – чашникам, в отличие от таборитов не брезговавших брать знатных воинов в плен, а потом отпускать за солидный выкуп.