– Вот уже семь лет, мессир, я выгляжу так, как вы видите. Другие тоже имеют глаза – и если вдруг вместо замызганного халата увидят добрый чекмень…

– Я знаю, что ты не дурак, Носруло, – перейдя на «ты», как и положено при обращении с низшими, нетерпеливо перебил Егор. – Ну, что скажешь?

– Только хорошее, мессир! – страж приосанился и гордо выпятил грудь. – В городе Ай-Лили, знаменитая танцовщица и певица, ее все здесь знают и любят.

– И я с ней более чем знаком, – улыбнулся князь. – Ты полагаешь, ее пригласят во дворец?

Носрулло передернул плечами:

– Обязательно пригласят, тут и думать нечего! Власть ханы захватили, свое получили – теперь и развлечься можно. А какое ж веселье без Ай-Лили?! Эх… помнишь, Азат, песенку? Белая, белая верблюдица-а-а-а!!!

Глава 11

Князь

Осень – зима 1418 г. Орда – Новгород

Ай-Лили приняла князя Егора с восторгом, едва узнав, – а узнала она старого своего знакомца почти сразу же, как только незадачливый тайный страж Носрулло привел Вожникова в покои знаменитой танцовщицы и певицы.

– Ах, князь! – вскочив с оттоманки, обитой светло-зеленой, с вышитыми золотыми цветами, тканью, Ай-Лили томно прикрыла глаза. – Вы здесь! Вы… я знаю, зачем вы явились, догадываюсь… Но, уверяю вас, никому ничего не скажу, даже не выскажу свои догадки вслух, правда!

Она ничуть не изменилась за прошедшие семь лет, разве что слегка раздалась в бедрах, как обычно бывает с женщинами после рождения детей – а их у танцовщицы насчитывалось уже четверо, муж же – местный банкир – если верить словам стражника, погиб пару лет назад на охоте.

Тем не менее большие черные глаза Ай-Лили сверкали прежним задором, и лишь очень внимательный взгляд смог бы разглядеть в них тщательно затаенную боль. Быть может, танцовщица до сих пор горевала о погибшем муже, а, может быть, была и иная причина для грусти.

– Можешь идти, Носрулло, – присев на край оттоманки, величаво разрешил князь. – Скажи Азату, чтоб меня не ждал, я сам найду его, когда понадобится.

Поклонившись, стражник тихонько покинул покои, оставив гостя и хозяйку наедине.

– Ах, что же я сижу! – спохватилась танцовщица. – Сейчас позову слуг… хотя нет! Я сама буду угощать вас…

Егор шевельнул бровью:

– Мы с тобой разве на «вы»?

– Но… вы же все-таки государь, а я… – Ай-Лили замялась было, но тут же улыбнулась прежней своей озорною улыбкой, порывисто схватила гостя за руку, заглянула в глаза. – Я так рада, что ты меня не забыл.

Легкий шелковый халат ее, небрежно накинутый на плечи, распахнулся, обнажив смуглый плоский животик – певица явно держала себя в форме… да и одевалась так же, как и семь лет назад – как сказал тогда один спятивший от красоты и томности танцовщицы ратник: «срамно»! Так ведь могла себе позволить – не растолстела, не расплылась квашнею – с чего б и не показать гибкий стан, стройные бедра…

– Ах, князь, я так рада, так… Чуть обожди, ладно?

Вскочив на ноги, Ай-Лили выскочила из комнаты. Даже забыла надеть туфли, так и побежала босиком, видать, и впрямь очень была рада высокому гостю. Вернулась танцовщица быстро, с большим серебряным блюдом в руках. Виноград, дыни, сладкие заедки, высокий кувшин с вином и два высоких, муранского стекла, бокала.

– Это пока… Обедать будем позже.

О, эта обворожительная молодая женщина знала себе цену… встала напротив князя, лукаво глянула… в темной ямочке пупка сверкнул драгоценный камень, и видно было, как колыхнулась спрятанная под шелковым лифом грудь, а красные, с разрезами по бокам, шальвары, едва державшиеся на бедрах, сползли куда ниже пупка…

Егора словно током дернуло, словно бы между ним и танцовщицей вдруг проскочила искра, – и Ай-Лили это тоже почувствовала, как всякая женщина чувствует тот миг, когда она становится желанной.

– Жарко сегодня…

Поставив поднос на небольшой столик, певица потянулась, томно прикрыв глаза. Тихо соскользнул с плеч халат…

Князь уже не мог сдерживаться – обхватил женщину за талию, привлек к себя, погладил…

Ай-Лили наклонилась, целуя высокого гостя в губы долго и терпко… словно опавшие осенние листья, с тихим шуршанием соскользнули вниз шальвары… отлетел в сторону лиф, и небольшая, с пухлыми сосками, грудь певицы оказалась во власти Егора… как и сама танцовщица, уже не сдерживавшая желаний, наоборот…

Скрипнула оттоманка от веса двух слившихся тел, черные глаза закатились, тяжелое дыхание женщины сменили томные стоны…

Вожников тоже позабыл обо всем, полностью отдаваясь волшебной неге охватившей его страсти. Ай-Лили словно угадывала, как сделать приятное мужчине, похоже, для нее давно не существовало никаких запретов, и князь принял все с искренней благодарностью, кою не преминул высказать чуть поздней.

– Ах, милая Ай-Лили…

– Молчи! Я вижу все по глазам… Сейчас выпьем вина, а затем… затем ты подробно расскажешь, зачем пришел и что от меня хочешь… кроме любви, разумеется!

Смутив князя, танцовщица залилась смехом, набухшая любовным соком грудь ее затряслась… вызывая новый прилив желания, новую страсть…

Свергнутая и опозоренная ханша Айгиль лежала на софе не вставая. Бледная, с осунувшимся лицом, еле живая. Она не хотела больше жить, и даже приглашенный по велению нового хана лекарь-табиб лишь разводил руками, пичкая несчастную медовым, с кровью гюрзы, зельем да отварами из самых разных трав. Змеиная кровь должна была выгнать желчь и вызвать волю к жизни, травы же – укрепить ослабленный организм. Похоже, убивать высокородную пленницу сейчас отнюдь не входило в планы мятежников. Унизить – да, но не убивать, зачем-то она им была нужна… или это просто Джелал-ад-Дин проявлял иногда свойственное ему благородство, сдерживая животные порывы своего склонного к садизму братца Саид-Ахмета?

– Ты должна радоваться, госпожа моя, – тряся длинной козлиной бородкой, увещевал лекарь – смешной, с морщинистым лицом и трясущимися руками, старик в длинном, расшитом забавными узорами халате. – Радоваться всему. Ибо без радости нет и жизни.

– Я бы радовалась, – едва слышно прошептала царица. – Да нечему… и вообще – скучно все здесь. Нет веселых пиров, праздников, песен…

– Нет песен? – табиб встрепенулся. – Так они скоро будут, моя госпожа! Известная многим танцовщица Ай-Лили завтра будет петь здесь по велению нашего великого и мудрого хана.

– Вот как? Ай-Лили… певичка…

– Она и ее девушки будут танцевать в саду… Их будет прекрасно видно и слышно с дворцовой галереи… думаю, великий хан разрешит вам… Я тотчас же похлопочу!

– Хлопочи, старик…

Едва лекарь ушел, как Айгиль спрыгнула с ложа и, словно юла, несколько раз повернувшись на правой ноге, азартно хлопнула в ладоши. Весь налет унижения и болезненной грусти слетел с нее в один миг… да и был ли? Ханы считали, что был. По их мнению, именно так и должна была вести себя оскорбленная и опозоренная царица – желать смерти и тихо страдать, что и делала юная ханша, с успехом водя за нос табиба. И Саид-Ахмет, и Джелал и все их советники оказались в плену заблуждения, заблуждения о восточных женщинах – покорных и ранимых скромницах. Вот только Айгиль-то такой не была! Что сейчас тщательно скрывала… до поры до времени.

Ах, шайтан и тысяча ифритов! Скривившись, негромко выругалась пленница. Спина-то саднила… все Саид-Ахмет со своей плеткой. Погоди, жирный ублюдок, еще посмотрим, как бы у тебя задница не саднила!

Весь день Айгиль, скрывая радость, тщательно продумывала планы, заранее прикидывая все, любую мелочь. С крытой галереи женского крыла дворца имелся выход в сад, и этим нужно воспользоваться… лишь бы на галерее не было лишних людей. А как их не будет-то? Ханский гарем, наложницы, евнухи – все народ, склонный к интригам, скандальный. Попробуй не пусти таких посмотреть на представление! Даже Саид-Ахмет – и тот бедным будет.

Так что со всеми этими людьми надо будет что-то делать… чтоб ничего не заподозрили, не заметили, не обратили внимание… Думай, Айгиль, думай! Да не забывай на людях вздыхать, и чем тяжелее, тем лучше.